Виктор Гвор - Улыбка Бога [СИ]

— Выйдут, пустить до холма и накрыть.

— Понял, — гридень змеей метнулся к воеводе.

Первые выбрались на берег, радостно заулюлюкали, размахивая руками, что, мол, все чисто, местные дрыхнут в берлогах и ушами не шевелят.

— Должны лечь все. Без остатка. Что бы и на пророст не осталось!

Взметнув копытами рыхлый еще снег, непрошенные гости понеслись навстречу смерти. Не успели и пару десятков саженей проскакать, как на вершинах холмов вдруг встали воины, коротко щелкнули луки, и крылатая смерть получила первые жертвы. Пришлые даже в ответ выстрелить не успели. Боевая стрела, да еще в упор… не то везение, чтобы уцелеть.

С реки хлынуло черной волной вражеское войско, затапливая берег. Навстречу бил залп за залпом, в тесном строю каждая стрела находила цель. Но врагов было слишком много.

— Князь, отходить надо, можем не успеть, — дернул за рукав воин и отшатнулся. — Безумные глаза князя, казалось прожигали насквозь.

— Отходить?! Сомнем! Вперед! Порвать, чтобы и следа не осталось! Рубай до седла, дальше само развалится!!!

Навстречу черной волне стальной лавины тяжелой конницы угров, выметнулась младшая дружина, сшиблись грудь в грудь. Воздух наполнился треском и звоном…

— Рано! — захлебывался бессильной злобой Белояр. — Все лягут!

— Лягут, внучек, хоть сейчас это понял, — проворчал Старик, наматывая обереги на левую руку. — У доблестного князя найдется меч для соратника Рюрика?

— А…

— Уже говорил, что зажился, хватит, а так, может былины про нас петь будут… — Старик тронул повод, направляя коня вниз.

И сказал, снова в пустоту.

— Мало нас, Ргых, на вас вся надежда! Выручай, друже!

Пустота отозвалась ревом, сулящим смерть.

Тела укрывали берег… Мертвые лежали вперемешку с умирающими, живые задыхались под мёртвыми. Казалось не раненые стонут, а земля тяжело дышит…. Лежали в три слоя, так что не было видно снега. Снега, который не был ни белым, ни черным. Красным был от пропитавшей его крови. Многих не досчитались, очень многих. Могли бы и всех, уж больно много пришло врагов.

Но как пришли, так и остались. А те, что не лежат бесформенными кучами на берегу, удирают в степь, нахлестывая уставших коней. Вряд ли им удастся уйти далеко. Не такие же усталые всадники наступают на пятки. Нет, преследователи куда серьезней. Больше, сильней, быстрей. Не уйти уграм…

Размышления князя прервались. К ногам уронили безвольное тело.

— Это их вожак, Олег-друг, — пророкотал великан, — остальные мертвы.

— Спасибо Ргых. Вы отличные воины. Берите всё, что обещано. И что сверху возжелаете.

— Сегодня была хорошая охота, — нет в голосе ни намека на жадность. Усталость. Не более. — Мы возьмем убитых коней.

— Допрашивать будем? — спросил князь ведуна.

— О чем, — пожал плечами Белояр, — и так всё ясно. Нет больше угров. Тебе интересен этот, как его, — ведун ткнул носком сапога тело, — Олмош? Пусть горит на тризне по Старику и другим погибшим.

— Пусть горит. Мы еще справим большую тризну во дворце Багрянородного. Очень большую. Ргых, ты не против по весне пойти до Царьграда?

— Мы же обещали, Олег-друг, — с укоризной отозвалась пустота…

Глава 9

Уж чем-чем, а силой, провидение, а может и родители, Лёньку Зоммерфельда не обделили. Даже, скорее, родители постарались, а вовсе не загадочная сила. Во всяком случае, отец легко гнул советские пятаки, не говоря уже про пошлые подковы…

Свою исключительность Лёнька обнаружил еще в детском саду, когда, словно атомный ледокол «Ленин» сквозь торосы, продвигался через толпу ровесников к вожделенной игрушке. В первом классе эту особенность заметил зоркий взгляд учителя физкультуры. Заметил и оценил, вследствие чего судьба мальчика была решена. В состав команды по любым видам спорта он включался автоматически. Старый и опытный физкультурник считал, что сила заменит недостающую технику, и чаще всего оказывался прав. Не срабатывало редко, в основном в игровых видах, но классу к шестому Зоммерфельд-младший научился гонять мячик по вытоптанному футбольному полю школы, не ломая ног соперникам, а пушечный удар, вносивший снаряд в ворота вместе с голкипером, окончательно закрепил его место еще и в футбольной команде. Единственное, с чем у Лёньки не получилось — это с шахматами. Сила, с которой передвигались фигуры по доске, категорически не влияла на результат. Эту проблему удалось решить уже в технаре. Под звонкой и пугающей фамилией Зоммерфельд стал играть Вовка Дробышев, с которым Лёнька сдружился в турсекции.

При такой силище ему была прямая дорога в колонию для несовершеннолетних, вследствие нанесения тяжких телесных повреждений в случайной драке. Но Лёнька не дрался. Он был на удивление неагрессивен, никогда не цеплял других и старался ни с кем не конфликтовать. А дураков лезть на Зоммерфельда не находилось. Не отличаясь особо высоким ростом, а выше метра семидесяти шести он так и не вырос, парень к шестнадцати годам с трудом натягивал пиджак пятьдесят шестого размера и имел мастерские звания по восьми видам спорта, включая четыре разных борьбы и тяжелую атлетику.

Единственное, чем можно было спровоцировать Лёньку — это национальность. Точнее, детские ассоциации на эту тему. Огненно-рыжий Зоммерфельд был чистокровным немцем. И страшно психовал, если его называли фашистом. Случалось это крайне редко и исключительно в младших классах. А с годами прекратилось совсем. Лёнька даже решил, что сумеет сдержаться и не искалечить идиота, если такое произойдет.

Тем более что под благотворным влиянием Дробышева, русско-немецкий богатырь начал активно осваивать умственную деятельность, ранее ему совершенно ненужную. Выяснилось, что в голове, которая применялась лишь для того, чтобы в нее есть, имеются мозги, и очень даже неплохие. Ученым Лёнька не стал, но за последний год учебы в техникуме сумел наверстать пропущенное и на должном уровне освоил учебную программу. А главное, научился думать не только о том, чтобы случайно не убить противника на ковре или татами.

Служба в «Войсках Дяди Васи» прошла легко и без осложнений, но на сверхсрочную отличник боевой и политической оставаться не стал. Желания посвящать судьбу армии не возникло: сказалась тщательно взлелеянная неагрессивность.

После службы, работал механиком в автосервисе, читал, гулял, занимался спортом для своего удовольствия, время от времени подтверждая квалификацию и не теряя ни одного звания. Более того, к тридцати годам добавил еще мастера по туризму и альпинизму и пару размеров в плечах.

Девки вешались на него толпами. Лёнька никогда не отказывал дамам, но так и не женился. Не нашлось той, что взяла бы за душу.

На срочной и после нее выявилась еще одна особенность Зоммерфельдовского организма. Он не пьянел. Во всяком случае, когда последний из собутыльников падал под стол, Лёнька, выпивший ничуть не меньше, чувствовал себя абсолютно трезвым.

Идея поехать на Грушинский фестиваль принадлежала, естественно, Дробышеву. Вовка всё и организовал, так что оставалось только уложить рюкзаки и сесть в поезд. Долго ли собраться холостому парню? Минутное дело!

На «Груше» Зоммерфельду понравилось. Народу многовато, но стали удачно, на охраняемой территории «Летучего Голландца», самой дальней сцены. Заплатили сравнительно небольшие деньги за питание в команде того же лагеря и могли с легким сердцем бросать палатку и гулять по всему фестивалю, не боясь по возвращении обнаружить отсутствие вещей, а то и самой палатки. Пару дней, действительно, гуляли, а потом перестали. Днем было скучно, а ночами самое интересное творилось за обеденными столами в том самом лагере, где и остановились тульские гости. Здесь жил такой состав бардов, какого не собирала единовременно ни одна сцена. Да и пели, не связанные условиями публичных выступлений, совершенно иначе. Продолжалось это ночами напролет, прерываясь только на тосты.

Именно там всё и случилось. Виноват оказался Димыч, шапочный местный знакомый, притащивший к общему очагу пару пластиковых «полторашек» медицинского спирта. «Он!» — уважительно одобрили присутствующие. И «полторашки» пошли на общий стол.

Спирт Лёнька предпочитал запивать. По этому поводу не поленился дотащиться до двадцатилитровых фляг, в которых хранилась вода, и набрал себе бутылочку на запивку. Пластиковую, полуторалитровую. Точно такую же, как и у Димыча.

Там же прихватил вторую кружку и вернулся на свое место. Разлили угощение и выпили по первой, которая, на самом деле, была далеко не первой. Спиртик под песни шел на ура. Налив себе четвертую или пятую порцию, Лёнька передал бутылку Димычу и сосредоточился на песнях: Леша Тараканов пел свой вариант «цыганочки». Чуть охрипший от выпитого и спетого голос выводил: